В сравнении со смертью и любовью
Рецензия на роман Елены Хаецкой «Византийская принцесса».
Есть книги, которые пахнут ушедшим временем. Смотришь и видишь, как квадратные русские буквы шрифт Times new roman 14 кегль претворяются в готическую вязь. Первые буквы каждой главы превращаются в буквицы, с какой-нибудь «Z» шипит, извиваясь, дракон, а «L» прорастает диковинным цветком с золотой чашечкой. Страницы становятся желтоватыми и шершавыми, где-то край тронет гарь, где-то вырванный лист обозначит нехватку писчей бумаги, а на форзаце какой-нибудь Бодуэн де неразборчиво заключит договор с Абдаллахом из Беер-Шевы на поставку десяти галлонов оливкового масла в прецепторию... и пятно характерно-бурого цвета завершит текст.
Книга Елены Хаецкой уводит нас в прошлое, виноградное и кровавое, полное звона железа, проклятий и молебнов. В то прошлое, которое возникало под руками монахов, наносилось на карты гусиными перьями и читалось наизусть долгими вечерами, для знатных дам и высокородных сеньоров. Благородные рыцари совершают благородные подвиги и бесстрашно слагают байки, юные девы томятся от первых капель любви, проникших в юную, южную кровь. Сюжет вывязывается неторопливо, словно бы беседа сэра Мерлина с юным Артуром в промежутке между славными битвами, следуешь ему по следам боевых коней... и понимаешь, что забрёл не туда. Роман похож на палимпсест - снимаешь один слой - летописный, расписанный тонкой кисточкой, - и проступает другой, землистый, выпуклый, настоящий. Златоглавая Византия, измученная и ветхая, греческий говор и греческий гонор, остатки былого величия, люди, понимающие, что их мир, их уклад жизни рухнет, сгорит и будет изрублен если не завтра, то через год. За словами поднимается тень Иерусалимского королевства, трагедия рыцарей, вынужденных оставить Святую землю - словно бы один ветер дует над башнями Константинополя и над минаретами Яффы.
Так это роман о битвах «и тронулись сто рыцарей и обнажили копья»? Или стратегия пополам с философией, горькая дума о последних днях Нуменора... говорили, Толкиен писал его с Атлантиды? Отнюдь, он был слишком историком - это величие и гибель христианского Востока... Но мы отвлеклись от темы. «Византийская принцесса» это роман о любви. О страсти, тяжелой и безнадёжной, «ла малади» погубившей Тристана и Изольду, Гвиневру и Ланселота. О восточном медленном яде «кысмет» - почти как шербет - так же сладко и так же не можешь остановиться, пока хоть один кусочек остаётся на блюде. Слишком часто под жарким солнцем любовь и смерть становятся неразделимы. Смешно и трогательно любоваться юношеской влюблённостью спутников главных героев. Гениальный ход Хаецкой - поставить две линии в параллель: чувство земное, полнокровное, радостное и живое, приносящее живые плоды, а рядом - обречённая, «жестокая, как смерть» любовь.
В романе «Царство Небесное» Хаецкая дала судьбу Иерусалимского королевства через короля, плоть от плоти Святой земли, прокажённого Бодуэна IV, юноши, который внушал трепет самому Саладину, но не мог поднести ложку ко рту. В «Византийской принцессе» это рыцарь Тирант Белый - совершенно новый типаж в галерее портретов, которую начинают Ланселот и Артур. Его поступки - это шаги полководца, стратегия паладина, безупречно белый плащ победителя. Но Тирант не книжный «добрый сэр», скорее он похож на рыцарей-одержимых Христа, точнее «одержащих», воинов, на чьих мечах иногда держится небо. В двенадцатом веке такие рождались чуть ли не поколениями... а в 1452 году разве что последний рыцарь мог явиться продлить последние дни последней столицы Римской империи.
Послесловие Елена Хаецкая начинает с рассказа о рыцарской повести Мартуреля, послужившей материалом для написания книги - но роман не адаптация и не пересказ. Мир воссоздан автором заново на живых костях реальной истории. Мир выписан мастерски. От казалось бы эротической сцены - когда главный герой похищает девственность своей принцессы - остаётся ощущение ужасающее до слёз - человек мечется, словно слепой щенок в мешке, предчувствуя скорую гибель, но не в силах её избежать. И тут же насмешка - как бедняга Тирант прячется под кроватью, как он прыгает из окна и ломает ногу.
Книга прекрасна. Как средневековая рукопись, как старинная миниатюра, как выдержанное вино в покрытой пылью бутылке. Если от фразы «Jerusalem is lost» у вас до сих пор сжимается сердце, а тоска по прекрасной любви не даёт спать ночами - это роман для вас.